Олег65 » 12 ноя 2013, 11:31
Александр Тутов (Архангельск)
Цена.
1.
Сербия. Мы только что отбили атаку «мусликов». Их было раз в десять больше, но мы так дали им прикурить, что, оставив с полсотни тел, они поспешили в очень отдалённые отсюда места.
Отдыхать мне было некогда, сейчас-то и начиналась основная работа. Ведь я – врач. И не стрелять моё главное дело, а лечить. Поэтому я с торопливо отбросил автомат в сторону, большого почтения к оружию убийства никогда не испытывал. Если только не считать тяги к холодному оружию, которая в крови каждого настоящего мужчины. Да и сказывалась любовь к фехтованию.
Поспешил оказывать медицинскую помощь. К счастью среди наших серьёзно раненых не было. Оказав помощь троим легкораненым, я уже собрался убрать медицинский инструмент, но тут меня окликнули:
- Алекс, - подошёл командир нашей роты. – Ребята подобрали раненого «муслика», хотели добить, а потом не стали. Живая всё-таки душа. Лечить будешь? Как ты решишь, так и будет! Можешь сил на этого «духа» и не тратить! Ну, что? Будешь возиться?
- Буду. Я врач, для меня все больные и раненые равны. Не сделаю, потом совесть будет мучать. Несите. Посмотрю, что можно будет сделать.
Вскоре ко мне притащили окровавленное тело. «Муслика» посекло осколками гранаты, я внимательно осмотрел его. Во время осмотра он что-то грозно рычал сквозь зубы, рвался искать оружие, но вскоре до него дошло, что я пытаюсь ему помочь. Он успокоился и принялся стоически переносить мои медицинские манипуляции.
Осмотрев раненого, я задумался. Хуже всего было с двумя осколочными ранениями живота. До ближайшего госпиталя далековато. И не довезти. Что тогда? Делать операцию в полевых условиях не самое лучшее развлечение. Но если не делать, то у раненого почти не остаётся шансов выжить. Оценив характер ранений, я немного растерялся, вроде бы и враг, а не предпринять что-либо для его спасения ещё хуже. Нелепый, по мнению некоторых, человеческий пережиток – совесть, не даёт потом спокойно жить. И я решил рискнуть.
Операцию в военно-полевых условиях можно назвать уникальной, по крайней мере, с моей точки зрения. Делать всё пришлось под местной анестезией. Кроме обычного двухпроцентного новокаина в моём распоряжении ничего не было. Плюс стандартные хирургические скальпель и игла. Мне уже как-то приходилось делать операцию по «живому». Но значительно менее масштабную. Один боец умудрился во время заготовления дров для костра так стукнуть по дереву, что топор отскочил и обухом располосовал ему губы на четыре части. Пришлось зашивать. Обезболивающего ничего не было, даже спирта не дать выпить. Губы то разорваны. Фельдшер попытался, но ничего не получилось. Позвали меня, я попробовал, не зря говорят, что у меня рука легкая, все получилось. Видел я потом этого бойца, губы срослись великолепно, шва почти не заметно. И не поверишь, 6если не знать, что раньше представляли его травмированные губы. Но губы – это не распоротый осколками живот! Там риск был испортить лицо, а тут вопрос жизни и смерти!
В ассистентки я привлёк двух сербских девушек. Провозились мы около часа, но осколки всё-таки удалось извлечь. Раненый всё вытерпел молча. Перитонита не будет. Теперь основным будет – уход за больным!
Впоследствии я даже гордился собой, успешная операция подняла мой личный рейтинг в моих же глазах. Раненый выжил и это главное. Что с ним было дальше, я не знал. Кажется, он был сначала отправлен в госпиталь, а потом обменян на пленных. Большим командиром оказался! Да, впрочем это я где-то слышал, с малой долей претензии на точность, других дел хватало по уши, и не до него было. Война. А на ней стреляют. Раненые, а их меньше не становилось, были главной моей заботой. А потом я сам получил контузию и отбыл на родину в Россию. Прошло немало лет и многое стало подзабываться. И вряд ли бы когда-нибудь я ещё пересёкся со спасённым мною «мусликом». Но тропы судьбы неисповедимы. Особенно во всём, что касается лично меня. Из ничего, из, казалось бы, самой спокойной ситуации, я всё равно выцеплю что-либо экстремальное.
2.
Это произошло в период моих душевных метаний. Когда на поиски непонятно чего я отправился на юг. Захотелось смыть дурные эмоции в Черном море. Надо было привести мысли в порядок. Больно мрачной мне казалась эта жизнь.
Но море – это море. И шум волн, солнце и отдых развеяли тоску. Как-то вечером я после купания сидел в кафешке с видом на море.
- Разрешите? – услышал я голос с легким акцентом. Ко мне подошел поджарый мужчина явно восточного происхождения.
- Я вообще-то предпочитаю сидеть в компании девушек! – вырвалось у меня, не любовь к подобным типам у меня достаточно активно стала проявляться после Сербии. Потом решив, что подобное поведение глупо, поспешно добавил. – Но я сегодня без девушки, так что, пожалуйста, присаживайтесь!
- Спасибо! – сказал мужчина и присел за столик. Его глаза прикрывали темные очки, но меня не оставляло ощущение, что он внимательно смотрит на меня. И мне смутно показалось, что где-то этого типа уже приходилось встречать. А он тут же подтвердил мои сомнения – Здравствуйте, доктор!
- Хм! – качнул я головой. Всех пациентов упомнить сложно. – Здравствуйте! Вы у меня лечились?
- Лечился! – улыбнулся он. – И при особенных условиях! Поэтому я так долго хотел познакомиться с тем, кто спас мне жизнь!
И тогда я его узнал. Не без труда, конечно. Попробуйте сопоставить того окровавленного, небритого, еле живого человека в располосованном камуфляже и этого здорового, уверенного в себе, чисто выбритого мужчину в цветастой футболке и шортах! Спасенного врага! Внутри что-то слегка екнуло. Он меня искал. Зачем? Кто ведает, что на душе у «духа»?
- Я специально вас не искал, – продолжил «муслик». – Случайно вышло! Никогда не думал, что буду испытывать чувство благодарности к «гяуру», но так распорядился Аллах! Однако я немало успел услышать про вас, доктор, пока лежал в вашем лазарете. И мне интересно, как наемнику пообщаться с наемником, который был по другую сторону баррикад!
- Почему с наемником? – возмутился я. – Я был врачом, то есть выполнял свою основную работу!
- Но, как я слышал, вы там были и командиром специального разведывательного отряда. Одних калечили, других лечили!
- Что поделаешь, если эти способности у меня в крови, - усмехнулся я. – Так сказать, кровь предков!
- Судя по всему, получалось у вас неплохо! А кто были предки?
- Терские и донские казаки! – своими предками я действительно гордился.
- Тогда понятно!
- И хоть я и придумал принцип такого наемника как я, но себя наемником не считаю. Это америкосы и всякие там швейцарские прокурорши обзывают нас наемниками, но мы, если и наемники, но из тех, кого можно нанять, но нас нельзя купить! Мы – добровольцы!
- А зачем же вы лезете воевать? Разве не ради денег? – удивился или сделал вид, что удивился бывший пациент. – Кстати, я так и не представился. Меня зовут Рауф! А то я про вас много знаю, а вы знаете лишь про внутренние органы моего живота.
- Вот что, Рауф, я лично поехал воевать за идею Сербы - наши братья, и предавая их, мы предаем себя! Свое будущее! В России я мог бы заработать не меньше чем в Сербии. И безо всякого риска!
- А смысл? Лучше бы денег заработал! Ваша же страна сербов и сдала! Пока вы головы свои под пули подставляли, ваши правители вас же предали! И дальше предавать будут!
- Нашей стране с давних времен не везло на правителей, но люди то все равно людьми остаются!
- Это просто красивые слова! Вам неужели непонятно, что вы живете в обреченной стране?
- Сами-то вы не в этой стране русский язык изучали? Не в каком-нибудь институте имени Патриса Лумумбы? – вопросом на вопрос ответил я.
- Угадали, - кивнул головой Рауф, - я специально ездил учиться в вашу Москву, чтобы знать язык врага! И убедился, что самый главный враг для себя - вы сами! Вы только и умеете, что пить и стонать, вместо того, чтобы объединиться и защищать свои права, вы способны лишь покорность и терпение. Несколько кавказцев в армии строят десятки ваших. «Дедовщина» давно приобрела национальный характер. Ваши не могут объединиться даже перед лицом опасности, они способны лишь надеяться, что пострадает сосед, а не он. Или просто равнодушно взирать на происходящее, чужие беды их не касаются! Русские - это нация рабов! Они будут терпеть, унижаться за подачки, слепо будут любить абсолютно любого правителя, который даже не сделает, а просто пообещает. Власти ваши люди бояться, вместо друзей предпочитают собутыльников! Многочисленные войны уничтожили ваших лучших людей, а те, кто остался, ни на что не способны!
- Ну, на что мы еще способны вам, я припоминаю, удалось испытать на собственной шкуре в Сербии! – усмехнулся я.
- Я и задумался обо всем, после того, как встретил вас. Не все стало вписываться в созданную мной схему жизнеустройства. Но вы, на сколько я помню, из казаков?
= Да, - кивнул я. – Но я не из тех казаков, кто отделяет себя от русского народа! Тут я больше согласен с нашим великим писателем Личутиным, который говорит, что казаки и поморы – это два русских жертвенных народа, называет их солью земли Русской! И я – русский! И всякий другой, пусть даже негр или китаец, который идентифицирует себя с русским народом! Это давно вопрос не национальности, а самоощущения! У Лермонтова была шотландская кровь, у Пушкина – эфиопская, но они истинно русские люди!
- Ох, пошли слишком громкие фразы!
- Мне просто нравится это высказывание, - тут до меня дошло, что я увлекся спором. Да так, что, имея желание победить в нем, готов цитировать различные литературные источники. Наверно, это было глупо в данном случае, но останавливаться уже не хотелось. Или не моглось?
- Но в вашей казачьей, то есть русской, крови слишком много кавказких примесей! Это даже по лицу заметно! – съехидничал Рауф. – А исключение из правил общего поведения вашей нации лишь подтверждает правило! Казаки, в основном, теперь тоже не те, что раньше! Одевают форму чтобы напиться, да погорланить песен, цепляют награды ни за что, бегают с нагайками…
- Ты на всех-то казаков ярлык этот не вешай. Ермоловский батальон в Чечне давал прикурить крепко! Конечно, так как казаков боятся, так и подсылают разных провокаторов, чтобы переманивать казаков, путать им мозги, лишь бы они по настоящему объединиться не могли! Троцкий когда-то мечтал извести казаков под корень, как народ способный к самоорганизации. Кстати, мы своих и в армии в обиду не даем! – тут я совсем завелся. Глупый вроде спор. Бесполезный. Разве можно идейного противника в чем-то убедить? Да и нужно ли? Но мне так хотелось защитить своих!
А зачем? Сам же в глубине души ругал своих земляков за продажность. За то как легко забывают они добро, стоит какому-то толстосуму поманить их копейкой или рюмкой водки. Обидно было, когда они так легко покупались на посулы и подачки власть - и денегпредержащих! Но тут я забыл об этом. Хотелось доказать, что они не такие! Но ведь действительно – были и не такие! Такие, ради которых и хотелось бороться за свою страну! Об этом я и старался сказать Рауфу. Мне почему-то показалось, что он из тех беспокойных людей, которые тоже надеются разглядеть в окружающих что-то хорошее.
- Мне нравится твоя горячность, русский, - вдруг засмеялся Рауф. – Я враг вам, всему вашему народу, но тебя, прости за фамильярность, я уважаю! Тебя и таких как ты! Последних витязей русского народа! Клянусь Аллахом! И за это я бы хотел с тобой выпить, пусть и нарушив законы шариата! За вас последних бойцов Русской империи!
В этот день я и Рауф действительно напились.
3.
А это случилось совсем недавно. Мой хороший приятель ездил в командировку в Чечню, в качестве командира роты разведки. Вернувшись, как-то рассказал о хреновой жизни солдат-срочников.
- Давай поможем ребятам! – вдруг предложил я.
- В смысле? – не понял приятель.
- Организуем сбор помощи для них. Еда, одежда, предметы первой необходимости и отправим им.
- Давай! – согласился он.
Сбор помощи – это отдельная история. Многие не верили, что что-то получится. Но тут главное идти к поставленной цели до конца. Все походы по администрациям и редакциям я упущу. Главное – результат. А он был достигнут, и посылки отправились к своему месту назначения. И как раз в это время ко мне подошёл знакомый фээсбэшник.
- Ты вроде бы в Югославии был?
- Не знаю. Точно не помню, - пожал плечами я, крепко усвоив, что в таких вещах лучше никогда и никому не признаваться.
- Так вот, тут выяснилось, что один из главных боевиков твой старый знакомый еще по сербским делам!
- То есть? – растерялся я. Не мог я представить своих соратников среди «чехов».
- Ты его когда-то оперировал и спас от верной смерти. Нет желания с ним вновь пообщаться?
- Зачем? – смысл происходящего доходил до меня с трудом. Слишком всё неожиданно было. Но я сразу понял, что речь идет о Рауфе. Вот куда его теперь занесло! Никак не успокоится!
- Ну, мало ли. Вдруг захочет сдаться.
- Так уж из-за меня и захочет, - усмехнулся я.
- Всё в жизни бывает! По крайней мере он заявляет, что ему война надоела, но перед сдачей хотел бы поговорить именно с тобой. Это его условие. Командир он серьезный, если сдастся, то жизнь нам сильно облегчит! Ну, как? Согласен?
4.
- Рауф тебя ждёт! – сказал мне подполковник Максимов. - Говорит, что будет разговаривать только с тобой. Похоже, ты действительно его тогда крепко выручил! Хотя, если бы не помог, то сейчас одним гадом было бы меньше!
- Может быть! – ответил я. – Но я ничего особенного не сделал, просто выполнил свой врачебный долг и спас его от смерти! Работа такая! Вам лишь бы замочить кого-нибудь, а мне спасать людей надо!
- Да уж знаю, знаю! – хохотнул подполковник. – Вижу, что ты из тех, кто от скромности не помирает!
Сейчас, когда перелёты на нелюбимых мною самолётах, да и на не привычных вертолётах оказались позади, я неожиданно подумал, что сами горы и даже общение с бандгруппами меня волнуют гораздо меньше, чем полёты на столь ненадёжных нынче крыльях. Вот мы полдня разъезжали на БТР, а про мины или фугасы как-то ни разу и не подумалось. Зато каждую минуту на вертолете только и прикидывал, когда он рассыплется.
- Не боишься? – тем временем спросил меня Максимов.
- Не особенно, - пожал я плечами.
- Это хорошо. Но на всякий случай, прослушай краткую рекомендацию. Во-первых, постарайся поменьше смотреть в глаза собеседнику; во-вторых, по меньше вежливости – здесь это принимают за признак слабости, а слабым здесь не выжить. Там же не с одним Рауфом придется встретиться. Это он тебя уважает, а остальным «чехам» ты до лампочки. Один постарайся никуда не отходить. Вот тебе граната. На случай если нарвешься на случайную бандгруппу, мы их «индейцами» называем. Конечно, как хочешь, но лучше в плен не сдаваться. Может и не убьют, но поиздеваются вдоволь, нормальным мужиком себя считать перестанешь. По мне – так лучше смерть! И ещё – они очень редко испытывают чувство благодарности, так что отрезать тебе башку или взять в заложники – для них в порядке вещей. Правда, Раиф, по слухам, придерживается кое-каких принципов. Глядишь, повезёт! А чего тебя, вообще, на подвиги потянуло?
- Если расскажу, не поверите! – ответил я и вспомнил о жене.
- Встреча через час! – голос подполковника вырвал меня из лирических воспоминаний. – Так что машина ждёт!
- Хорошо, - кивнул я, запихивая «лимонку» в карман. Сдаваться я, действительно, не собирался! Но и погибать тоже особого желания не было.
Подполковник со мной не поехал. Водитель, старлей-разведчик и я – вот и весь состав нашего отряда. Хотя были ещё и два бронетранспортёра сопровождения.
- Если что, - подбодрил на прощание Максимов, - у нас дежурит и «вертушка»! Главное – не бойся!
- Есть, не бояться! – улыбнулся я ему в ответ.
И мы отправились в путь.
5.
- Здравствуй, брат! – сказал Рауф мне при встрече. – А ты мало изменился! Разве что похудел! Да и загар не тот, что при последней встрече на море!
Зато я с трудом узнал в этом заросшем густой щетиной до глаз человеке своего давнего пациента. В последний раз он был гладко выбрит и благоухал дорогой туалетной водой. Но всё равно изобразил радость от встречи.
- Надо отметить встречу, - продолжал Рауф. – Не особо я люблю вас русских, но к тебе чувство благодарности меня никогда не покидало. Особенно после посиделок на море! А сейчас в больнице работаешь? Ты ж вроде в политику ударялся! Грязное дело! Таким как ты там успеха не добиться! Если я тебя правильно понял, то ты шашку в руки, забрало поднял и вперед с проблемами сражаться! А это бесполезно в вашей России! Ничего хорошего не получиться, а люди твоего рвения не оценят!
- К сожалению, нет! – ответил я. – В этом я уже успел убедиться!
- Медицина, как специальность и дело жизни, благодарнее! Тебя должны пациенты ценить. Это я предполагаю. Хороший раньше ты доктор был! Давно разбогатеть на лечении больных должен. А по виду не похоже! Воюешь что ли все?
- Да нет. Уже навоевался. Где ж в нашей стране честный доктор может разбогатеть? Если, разумеется, не живет в Москве или в Санкт-Петербурге.
- Ладно. Пойдём, посидим, выпьем, за жизнь поговорим. Неужели настоящим мужчинам не о чем поговорить?
- А что, мусульмане разве пьют? – изобразил я удивление.
- Если надо, то пьют! – засмеялся Рауф. – Ты разве по нашим посиделкам на море не помнишь?
Мы расположились вокруг большого тёмного камня, который сыграл роль стола. Спирта, которого совсем не хотелось, а надо, оказалось больше, чем достаточно. Закуски было несколько поменьше, но, вообще-то, тоже хватало. Солёные огурцы, копчённое мясо, сыр.
- Давай, за встречу! – предложил Раиф, разливая по первой.
И понеслось! Пили мы почти сутки без перерыва. Иногда сознание моё отключалось и я пил почти автоматически, что-то говорил, смеялся, слушал. Не будучи особенным пьяницей, я проявил героические способности дабы не ударить в грязь лицом, как в прямом, так и в переносном смысле. И мы говорили. Говорили много. Потому что для Рауфа главное это было не пьянка. Ему хотелось выговориться. Задать мне кучу вопросов. Все-таки учеба в российском университете приучила его к философствованию, вечный наемник искал смысл в жизни, как и большинство рефлексирующих русских интеллигентов.
- Не вижу смысла в этой дибильной войне! – заявил он. – Это не война за религию, это не война за идею, это, наконец, не война за свободу! Это война за деньги! И не за деньги для людей! Пока мы и вы воюем, разные олигархи, как наши, так и ваши, вкупе с чиновниками, наживаются на крови, на этой войне! Для них это бизнес! Я так не хочу! Мне надоело стрелять по русским пацанам, чтобы какой-то очередной толстосум стал еще богаче!
- Так и не стреляй! – поддержал его я. – Лучше послать всех подальше!
- И я так думаю! – кивнул Рауф. – Не хотел я гяурам сдаваться, но вспомнил про тебя. Ты мне ясность мысли перекорежил!
- Да у меня самого с мыслями не все ясно! Смысл жизни потерян! В людях разочаровался, в личной жизни – бардак! – алкоголь начал действовать и на меня.
- Я тебе говорил, что все ваши патриотические метания обречены на провал! – это Рауф вспомнил, как мы тогда спорили на море. – Никто их не оценит. Русский наро деградировал и не возродиться!
- Это ты ерунду сказал! – закипятился я, тут же забыв о своих разочарованиях в людях. – У нас еще немало осталось таких, кому дорога честь и страна в которой мы живем1 Мы не любим это государство, но любим эту страну. Мне иногда кажется, что наш народ, под влиянием телевидении и прочей пакости, превратился в быдло, но сколько среди нгих имеется великолепных людей. И это не обязательно умники-интеллигенты, это вполне может оказать просто безграмотная деревенская старушка, за которую испытываешь гордость и радуешься, что есть такие люди в твоей стране. У нас много дерьма, но пока есть люди которые заставляют поверить, что есть те, ради кого надо стараться изменить жизнь, пока есть дети, ради которых ты должен бороться за благополучие страны, не все так плохо!
И я уже забыл о своем разочаровании в жизни, вновь отыскался смысл в жизни, и эмоционально произнесенные слова отражали ехидные, колкие замечания Рауфа. И даже не думалось, что я полностью в его власти, и он легко может меня расстрелять или зарезать. Спор, в этом отношении, был совсем неравным. Но мой оппонент тоже не вспоминал о своих преимуществах. Он и спорил то больше с собой чем со мной. Он же был почти такой же как и я, человек для которого идея, цель важнее всего остального. А здесь он, и цель, и идею потерял. Как и большинство боевиков его отряда, которых он самолично подбирал.
В голове все вертелось, но эмоции снижали действие алкоголя, поэтому мы продолжали спорить. Потом принялись все больше соглашаться друг с другом. Больше всего доставалось от нас политическим и государственным лидерам, потом мы сошлись на нелюбви к америкосам. Под америкосами мы имели в виду не рядовых американцев, а их масонское правительство.
К концу суток, когда спирт кончился, Рауф решил сдаться представителям федеральных спецслужб. Я его все-таки распропагандировал. Одно могу сказать, когда мы пришли к этому решению, в тот момент я это слово уже не мог выговорить. И ещё крепко помнил, что в кармане лежит граната.
Когда Рауф сдался со своим отрядом, получив обещание на амнистию, подполковник Максимов узнав, что я благополучно вернулся, специально приехал, чтобы попрощаться, хлопнул меня по плечу, покачал головой и сказал:
- Везунчик ты! Если в течение года твой Раиф обратно в «зелёнку» не сбежит, получишь награду. Представление завтра же направлю.
В тот момент у меня гудела голова, меня трясло, очень хотелось пить, и я просто стоял и тупо улыбался его словам, не совсем ещё понимая, что произошло. Было очень и очень хреново, хотелось в кровать и слегка опохмелиться. Не зря же я так не люблю напиваться. После контузии перепой я особенно тяжело переношу. А, впрочем, ладно! Как бы то ни было, а опасность осталась позади. Пора отправляться назад.
Александр Тутов (Архангельск)
Все Лучшее - Впереди !